— модная новинка, поэтому многие хотят узнать о ней побольше, и из первых рук. А раз образовался перекресток космических трасс, то почему бы не поставить на нем почтовый ящик?
— Крым, ты задаешь плохие вопросы. Я дала тебе больше информации, чем позволяет мой статус, — прямо высказалась Марико.
— Извини. Если я опять задам плохой вопрос, скажи просто: „Без комментариев“. Я не обижусь.
— Но ты делишь свой плохой вопрос на два, на три вопроса. Каждый из них сам по себе обычный, но если сопоставить ответы, получается…
— Наверно, получается переход количества в качество. Есть у нас такая философская концепция. Марико, я очень хочу узнать побольше о твоей цивилизации. Ведь это — будущее моей. Прости мое неуместное любопытство.
„Никогда еще Штирлиц не был настолько близок к провалу“, — не раз слышал я от Вадима. А тот — от Старика. Кто такой Штирлиц, история умалчивает. Какой-то разведчик, судя по контексту. Чувствую себя этим легендарным Штирлицем. Сумел разговорить незнакомку, получил информацию, но был разоблачен… Придется менять модус операнди. Буду задавать прямые до идиотизма вопросы, и заранее предупреждать Марико, что пойму, если она не сможет ответить.
„Незнакомка“ улетает на несколько дней на поиски сырья. Сырье — это металл и лед. Потом Профессор изготовит стыковочный адаптер для буксировки моего корабля. Профессор — это ИИ на борту „Незнакомки“. Имя дал я. Его „родное“ — как и имя Марико — в наши звуки не транслируется.
„Незнакомка“ отойдет на две-три астрономические единицы, и прямой разговор станет невозможен. Между вопросом и ответом будет сорок-пятьдесят минут. Уточняю детали проекта модернизации корабля. Главный ходовой переведу на воду, а вспомогательный и все движки ориентации — на остатки рабочего тела. Для ориентации много не надо, до Земли хватит с запасом.
Все горячие трубопроводы переключу на питание от плавильной камеры вспомогательного движка. Эта операция штатная, выполняется командой с пульта. Вроде, есть реальный шанс вернуться домой.
В оговоренный срок возвращается „Незнакомка“. Не могу удержаться от смешка. Яйцо в шляпке. „Незнакомка“ полем удерживает в нескольких метрах перед собой чашу из металла. Чаша с короткой, но толстой ножкой. На ножке
— стыковочная плита для меня. Все вместе — этакая растолстевшая рюмка поистине космических масштабов. Или пиала на ножке — это кому как больше нравится.
— Сможешь состыковаться, или помочь? — спрашивает Марико. Мне кажется, или в ее голосе появилось ехидство.
— Марико, ты говоришь по-русски все лучше и лучше.
— Я тренировалась.
— Сколько весит эта посудинка.
— Девятьсот ваших единиц массы — тонн.
— Зачем так много?
— Чем больше масса, тем эффективнее она контролируется полем.
— Понятно. Осторожно отцепляйся и отойди в сторонку. Иду на стыковку. Только не закрути ее!
„Незнакомка“ гасит поле, отходит назад, затем чуть вбок. На излюбленные двадцать километров. Чаша если и вращается, то так медленно, что на глаз незаметно. Обозначаю ее и „Незнакомку“ в навигаторе как орбитальные станции. Корабль тут же хочет с ними познакомиться, пытается сконнектить компьютерные сети. Чаша, естественно, не отвечает. А что сделает Профессор?
— Крым, что за сигналы ты сейчас послал? Я не поняла, — тут же реагирует Марико.
— Я сказал кораблю, что рядом со мной две космические станции.
Корабль захотел с ними познакомиться. Но железяка, что ты привезла, ему не ответила.
— Понятно.
Теперь корабль не станет направлять джет маневровых движков ни на „Незнакомку“, ни на чашу. Пристегиваюсь к пилотскому креслу и останавливаю вращение. Наступает невесомость. Слабыми импульсами маневровых веду корабль на стыковку.
Многие думают, что стыковочный узел звездных кораблей на носу.
Ошибаются. Нет его там. Там двигатель. Звездный корабль — не буксир. Как я уже говорил, он напоминает гантельку. Так вот, на шариках стыковочного узла нет. Ни на переднем, ни на заднем. Он на ручке гантельки. Точно посередке. И сейчас я приближаюсь этой середкой к стыковочной плите чаши.
На расстоянии десяти метров выпускаю стыковочные штанги, которые в народе зовут гарпунами, и даю импульс маневровыми. Все четыре штанги входят в предназначенные для них отверстия и фиксируются там. Один за другим зажигаются четыре индикатора сцепки. Даю второй — тормозной импульс.
Корабль и чаша повисают на расстоянии четырех метров друг относительно друга. Включаю стяжку со скоростью до десяти сантиметров в секунду с торможением до одного сантиметра в секунду на последнем полуметре. Через три минуты ощущаю слабый удар по корпусу корабля и слышу скрип металла.
Стыковка завершена.
— Стыковка закончена, — сообщаю Марико.
— Вижу. Ты состыковался быстро и уверенно. Даже не использовал поле.
Выходит, и на самом деле можно управлять кораблем без прямой связи.
— Прямой связи — чего?
— Мозга с компьютером. Теперь я иду на стыковку.
„Незнакомка“ подошла и замерла на расстоянии двадцати метров, нацелившись носом в чашу.
— Готов?
— Всегда готов! Как юный пионер.
Слабая перегрузка тянет меня вбок. Рубка поворачивается в подвесе, чтоб пол снова стал полом. Перегрузка медленно нарастает и достигает четверти „g“.
— Пойдем с этим ускорением, — сообщает Марико. — Мы с Профессором еще не работали на буксировке. Нужно потренироваться. Тебя раскрутить?
— Нет, не надо. Четверть „g“ — это вполне комфортная сила тяжести.